Эпоха сотрудничества и нового мышления на морях подходила к концу, но совместные учения «Помор-94» с натовскими кораблями провели в соответствии с планом.
Переход в Тромсё, распитие и братание, брифинги, поиск и спасение, совместное плавание по натовскому БЭСу — все уже позади.
Корабли отряда зашли в Киркенес, где в очередной раз на совместной пресс-конференции адмиралы готовились продемонстрировать стремление к миру, улыбаясь и отмечая высокую морскую выучку экипажей.
«Лёгкий», едва успев стать к причалу, тут же оказался в середине толчеи, вызванной приездом высоких гостей из Осло — посол, почетный караул, флаги-палаши, аксельбанты, венки и прочая парадная суета…
Моя нужность в этой ситуации стремилась к нулю, что и было подчеркнуто той лёгкостью, с которой комбриг отпустил меня на пресс-конференцию адмиралов — норвежского, американского и нашего, отечественного — первого заместителя Главкома ВМФ Касатонова.
Время позволяло, и я пробежался по городу, план которого успел изучить на секретной карте.
Киркенес представляет из себя маленький аккуратненький норвежский город, уютный и чистый, с пешеходной улицей в центре города, ухоженными фасадами, улыбчивыми норвегами — и являет собой решительный контраст с нашими близлежащими Печенгой и Лиинахамари.
Осознание этого контраста добавило мне адреналину и я бодренько помчался назад к причалам…
Вахтенный у трапа эм «Абрахам Дж Крайнссен» ВМС Нидерландов молча отдал мне честь, а выскочивший на шкафут дежурный с улыбкой проводил в кают-компанию. Пресс-конференция вот-вот должна была начаться, английский — не мой язык, а русской трансляции для гостей не предусматривалось — я заскучал.
В этой кают-компании я уже бывал — но в другой обстановке, пиво лилось рекой, и языковой барьер преодолевался через полчаса-час, теперь же мне оставалось надеяться только на то, что Касатонов, сидящий вместе с другими флотоводцами, будет отвечать на вопросы по-русски.
… Первый зам главкома был необыкновенно приветлив — учения прошли прекрасно, затерянные в штормовом море найдены, спасены, совместное плавание отработано, достигнуто принципиальное согласие о переводе этих учений в разряд традиционных.
Приветливость адмирала выражалась в одобрительных взглядах, которые он периодически кидал на схемы, наглядно иллюстрирующие наши победы — красные цвета яркие, хода указаны быстрые, — а также в некой предупредительности по отношению к худющему старлею-переводчику из разведуправления СФ — короткие фразы, продолжительные паузы.
Краткий доклад закончился, перешли к вопросам.
Первым тянулся корреспондент «Красной звезды», но Касатонов махнул рукой в какого-то иностранца и кивнул: «Пожалуйста».
В прозвучавшем по английски вопросе явственно слышались две вещи — неимоверный акцент и «рокет сабмарин». Переводчик замялся, задумался и выдал уже почуявшему неладное адмиралу следующий текст: «А как вы можете прокомментировать ночной инцидент с российской ракетной подводной лодкой? Это был пожар? И есть ли угроза взрыва реактора или ракет?»
Гримаса адмиральского лица, как пишут в романах, «отражала сложную гамму чувств» — никаких докладов об этой аварии мы в море не получали.
С видимым усилием он проглотил несколько слов, от которых в эфир вылетели только невнятные звуки, и поинтересовался, откуда и из какого издания журналист: «Ах, грек… Ах, корреспондент „Stratiotikí Syllogí“… И как же вас сюда занесло, в полярные моря, мимо, что-ли, шли, из греков в варяги… Нет, с лодкой всё в порядке, помощь оказана, она следует в базу своим ходом, ожидайте официального сообщения об этом инциденте».
И пока толмач-Кащей нес в народ эту содержательную информацию, Касатонов что-то коротко сказал норвегу и американцу, сидевшим с ним за одним столом. Пресс-конференция закончилась довольно быстро — к разочарованию представителей прессы, явно хотевших услышать большего.
… Адмирал нёсся на «Лёгкий» — полы шинели развевались крылами, фуражку он нахлобучил на уши, чтобы не сдуло от скорости; за ним, обременённые красивыми схемами и прочей аналитикой, неслись и мы — офицеры походного штаба.
«Чаю! С лимоном! И оперативного флота мне в ЗАСе! Ничего знать не хочу — пусть самолёт-ретранслятор поднимают над Печенгой! 20 минут на всё про всё!» — хлопок двери в каюту флагмана услышали даже в кормовых вьюшках…
Ну, двадцать не двадцать, а через часок мы стали свидетелями переговоров по УКВ в дуплексном режиме.
«Решили вас не беспокоить, товарищ первый заместитель главнокомандующего, с докладом об аварии… Да, вчера ночью, всплыли, подробности мы вам направляем телеграммой, сейчас всё в порядке, лодка на переходе в обеспечении бпк, погибших и пострадавших нет. Нет, служить не надоело. И начальнику КП флота не надоело. Нет, командующий не может подойти. И начальник штаба флота тоже вне пределов досягаемости…»
Жаль, что не догадался я тогда законспектировать хотя бы опорные сигналы этого касатоновского монолога — как же красочно была охарактеризована система докладов на флоте, организация дежурства и связи, оценена степень боевой готовности дежурных сил, а также персоналии из состава дежурной смены на КП флота!
Но одну фразу мы запомнили накрепко: «И вот при наличии на флоте постов рейдовой службы, системы дежурных сил, оперативного дежурства информацию об аварии на подводном ракетоносце я получаю от проходящих мимо греков!»
А присказка «От проходящих мимо греков» с тех пор сопровождала любой доклад об обстановке.
