Лев Алексеевич Матушкин был замечательным человеком. В те далёкие годы, в начале восьмидесятых, вице-адмирал Л. А. Матушкин был Командующим 3-ей флотилией ракетных подводных крейсеров стратегического назначения.
Базировалась флотилия на Кольском полуострове, в посёлке Гаджиево, а входящие в её состав три дивизии громадных атомных подводных ракетоносцев, не считая дивизиона кораблей и судов обеспечения, располагались в бухте Ягельная, губе Сайда и губе Оленья (вот уж, поистине, на Севере губ полно, а целовать некого!).
Командующий был человеком легендарным, службу прошёл совершенно невероятную – выпустившись из ВВМУ им. М. В. Фрунзе, он попал служить на надводные корабли – на крейсер «Чапаев», а потом на эсминец «Отменный». Делал хорошую карьеру – быстро стал помощником командира корабля.
Но стране и флоту нужны были подводники, и поэтому отправили перспективного молодого офицера на курсы старших помощников командира подводной лодки при Кронштадтской военно-морской крепости (какие красивые раньше были наименования!). И понеслась стремительно служба молодого подводника – сначала старпомом на дизельной подлодке 613 проекта, потом командиром на 611 проекте, естественно Военно-Морская Академия и вот он уже командир атомохода! Одним из первых ходил под лёд, сначала на дизельной лодке, потом на атомной, осваивал новые ракетные комплексы.
Ну, а как говориться: «За богом – молитва, а за царём служба не пропадёт!» Царя, конечно, уже давно не было, но страна своего служивого тоже не забывала, высокие начальники службой его были довольны и стал он сперва начальником штаба, а затем и командиром дивизии, и легли на погоны его адмиральские звёзды.
Как говорится – из морей не вылезал! Воспитывал командиров и экипажи личным примером. А сколько проектов подводных лодок было освоено под его командованием, сколько баллистических ракет было запущено под его руководством!
Поэтому уважением и авторитетом на флоте и среди подводников пользовался непререкаемым. Герой Советского Союза! И служба его закономерно довела до должности Командующего флотилией, которая, как тогда говорили, была становым хребтом МСЯС (морских стратегических ядерных сил!).
Когда его чёрная «Волга» со спецномером «20-10СФ» проезжала по Гаджиево или Видяево, то все военнослужащие отдавали честь своему адмиралу, и даже женщины, провожая взглядом машину, с гордостью говорили друг другу: «Наш Командующий!»
Ездить Лев Алексеевич любил на заднем сиденье, а впереди, рядом с водителем, сидел старший мичман – личный адъютант Командующего. Спецномер машины означал, что машина возит члена военного совета Северного флота. К примеру, Командующий флотом ездил на машине с номером «20-01СФ», а Командующий Кольской флотилией разнородных сил контр-адмирал И. В. Касатонов имел машину с номером «20-11СФ».
Но всё не вечно под луной – и летом 1984 года шестерёнки кадровой машины пришли в движение, закрутились, защелкали и пришёл приказ о переводе вице-адмирала Л. А. Матушкина на повышение, в Москву, в самый что ни на есть Генеральный штаб!
Флотилия у Командующего была большая, хозяйство сложное, поэтому мотался Командующий по всем бухтам и губам, где базировались его огромные атомоходы, различные суда обеспечения, мелкие плавсредства и береговые объекты, старался побывать везде, чтобы новый Командующий, который пришёл ему на смену, принял в подчинение флотилию в образцовом порядке. Всё-таки сколько лет вице-адмирал вкладывал во флотилию не только свой постоянный труд, но и свою морскую душу!
* * *
Те самые шестерёнки кадровой машины каждый август-сентябрь крутятся с особенной скоростью – всё дело в том, что в июне во всех военных училищах происходит выпуск новеньких, сияющих как юбилейный рубль советских времён, лейтенантов. Из высших военно-морских училищ – конечно же, тоже.
В славном городе русской славы – Севастополе, находилось два училища – Черноморское высшее военно-морское училище им. П. С. Нахимова (по-простому – ЧВВМУПС, а многие вообще сокращали до ЧМУПСа) и Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище (в повседневном обиходе именовавшееся Голландией, а курсанты, соответственно, голландёрами). Каждый год около 250 лейтенантов покидали стены ЧВВМУПСа и примерно столько же голландёров получали кортики и первые офицерские погоны.
В 1984 году счастливый и воодушевленный лейтенант Александр Матушкин, отучившийся пять долгих лет в ЧМУПСе, прибыл к себе домой в маленький городок недалеко от Симферополя – Зуя.
Санька шёл в форме, привлекая внимание своим парадным видом соседей и, несомненно, девушек. И был Саня тайной мечтой всех девушек Зуи. Тайной, но безнадёжной, поскольку сердце его уже давно завоёвано севастопольской красавицей Ларисой, и на безымянном пальце правой руки сияло тоненькое обручальное кольцо, носимое в нарушение устава – ну не положено было офицеру носить какое-нибудь украшение.
И для любого вышестоящего начальника кольцо на руке офицера срабатывало, как красная тряпка на андалузского быка – глаза начальника немедленно наливались кровью, копытами, правда, за их отсутствием, землю не рыл, но рёв издавал при этом громкий и совершенно идиотский, причём одинаковый, независимо от места дислокации и времени: «Ли-йти- нант, япона мама, Вы бы ещё в нос кольцо вставили! В килограмм весом! Снять! Можете его надеть себе на….» Ну, в общем, Вы, читатель, понимаете – на что!
Всё в этот день для Саньки было ярким и праздничным! Какой любовью светились глаза отца и матери, младшей сестры – ну как же! – первый офицер в истории семьи! И не просто офицер, а лейтенант военно-морского флота Советского Союза! Это вам, понимаете ли, не Ванька-взводный мотострелковый-затерянный Бог знает где!
Чувства и мысли у Саньки были смешанными – с одной стороны уважаемые и любимые отец, мама, сестра, и чувствовал он себя родном доме обожаемым сыном, а с другой стороны – советский офицер, офицер, понимаете ли, флота, в чёрной форме с золотыми погонами и золотым же снаряжением к кортику, тому самому офицерскому морскому кортику с якорями и парусником на ножнах, кортику, который непривычно пока колотил по левой ляжке при ходьбе, а привычка слегка прижимать его кистью левой руки ещё не выработалась.
Ну, конечно же, застолье было прекрасным, выпито было немало, и надувался Санька величием своего положения, выходя на улицу покурить и видя, как прогуливались, якобы случайно, мимо дома соседи и знакомые (а в Зуе все друг друга знают!), чтобы посмотреть на первого в городке новоиспечённого флотского офицера. Вот и папа, обняв сына за плечи, с гордостью смотрел на фланирующую по улице публику. «Сынок, а куда служить-то тебя определили?» И Санька с нарочитым безразличием, но при этом весомо и значительно, отвечал: «На Севера, папа, на Севера!»
На самом деле Саня лукавил – попасть на Северный, самый молодой, самый большой и самый перспективный флот было голубой мечтой большинства выпускников. Севастопольцы многие, конечно же, считали единственным возможным местом для своей службы Черноморский флот. «Для нас за Перекопом земли нет! Жизнь даётся один раз и прожить её надо в Крыму!» — такие высказывания звучали из надменных уст севастопольцев, которые всеми силами, используя любые родственные и другие связи, всеми правдами и неправдами старались остаться в Севастополе.
Из ЧМУПСа можно было попасть на любой флот, на Каспийскую флотилию и Аральское море, на озеро Иссык-Куль и даже на Байконур – очень ценились подготовленные в стенах ЧМУПСа ракетчики. К примеру, выпускником ЧВВМУ им. П.С.Нахимова был и Министр обороны России маршал Российской Федерации Игорь Дмитриевич Сергеев.
Сразу после выпуска заграбастали его кадровики из РВСН (ракетных войск стратегического назначения) да упекли в пустыню, куда Макар телят не гонял, разве что верблюдов, запускать всякие штуки в космос и не только. Зато министром стал! А вот коллеги-голландёры никаких проблем с распределением по флотам не имели – инженеры-атомщики подводных лодок попадали только на два флота – Северный и Тихоокаянный, поскольку атомные лодки были исключительно там.
Ну а Санька, без всякого блата и исключительно благодаря успехам в учёбе и явным командирским задаткам, сумел распределиться на Север. Так как был Санька из Зуи и так как никто из родственников его к военно-морскому флоту никакого отношения не имел, то Саня с гордостью заявлял: «Я, крестьянский сын, всё своим горбом заработал! И распределение на Север — тоже!»
Север, надо сказать честно, был для Санька какой-то Terra Incognito. Ну не знал Матушкин его совсем! Пребывая на стажировке на 5 курсе училища (за полгода до выпуска) на сторожевом корабле «Громкий» 10-ой бригады 2-й дивизии Кольской флотилии в столице Северного флота замечательном городе Североморске, Саня воспылал к оному городу пламенной любовью.
Блестящие картины будущего несколько омрачали сведения о том, что кроме Североморска на Северном флоте существует масса мест, которые можно охарактеризовать только словами «жопа мира»! Да не обрушится на меня праведный гнев северян, которые в этих местах защищали нашу Родину службой на кораблях и лодках, на береговых объектах Северного флота, но на Севере присутствовали:
— Гремиха (или Край летающих собак, поскольку собака без хозяина и поводка могла улететь в небытие из-за свирепых северных ветров). Там по городу натягивали троса, чтобы люди зимой могли пройти от дома к магазину и обратно;
— Порт-Владимир (в просторечии – Португалия), где на открытом всем ветрам острове базировалось соединение ОВР (охраны водного района);
— Гранитный (или губа Долгая Западная), где находилась знаменитая Печенгская Краснознамённая ордена Ушакова бригада ракетных катеров и кораблей. На самом выходе из Кольского залива, рядом с островом Кильдин;
— ЮБК, или Южный берег Кильдина (не путать с Южным берегом Крыма), там был развёрнут береговой ракетный полк;
— и ещё масса замечательных мест, попадание в которые могло лишить энтузазизма любого молодого офицера.
Но все эти перспективы, борьба за попадание в нормальное, человеческое место были ещё впереди, а пока Саня веселился в своём родном доме. Проблемы надо решать в порядке их возникновения! Впереди был первый офицерский отпуск, в кармане – получка за два месяца (почти 500 полновесных советских рублей, гражданскому инженеру для этого надо было пахать полгода!), красавица-жена и обожание в глазах окружающих – ну что ещё нужно молодому парню, чтобы почувствовать себя счастливым?
* * *
Давным-давно, в конце XIX-го века, граф Сергей Юльевич Витте, бывший тогда министром финансов Российской империи, прозорливо понял, что без незамерзающего порта на Севере России не быть! Как человек, привыкший считать казённые рубли и копейки, он понимал, какие выгоды открывает перед страной наличие такого порта. При этом его сиятельство граф изначально полагал, что в этом незамерзающем порту будут базироваться корабли Российского императорского флота.
Вот ведь понимал финансист, что коммуникации и перевозка товаров могут осуществляться только при наличии боевого флота, способного контролировать эти коммуникации. Не поленился министр финансов летом 1884 года лично объехать берега Кольского полуострова, чтобы выбрать удобное место для строительства порта. Увидев во время путешествия Екатерининскую гавань, Сергей Юльевич был потрясён её размерами, удобством и строгой северной красотой.
Позже в своих воспоминаниях граф с восторгом писал: «Такой грандиозной гавани я никогда в своей жизни не видел; она производит ещё более грандиозное впечатление, нежели Владивостокский порт и Владивостокская гавань».
Министр доложил об увиденном императору Александру III, тот был заинтересован, предполагалось строительство в Екатерининской гавани военно-морской базы, порта, электростанции, соединить новый порт с железнодорожной сетью империи планировали строительством нового железнодорожного пути.
Но, к сожалению, сделать ничего не император не успел – 1 ноября 1894 года Александр III скончался. На престол вступил Николай II и с ходу похоронил идею строительства ВМБ на Севере.
Граф Витте, вместо того, чтобы спорить с заносчивым и упрямым молодым Царём, решил совершить обходной манёвр и выступил на Государственном Совете Российской империи со следующим предложением: «В видах правильного развития нашей торговли на Севере и ослабления её зависимости от иностранных купцов, следует безотлагательно приступить к устройству на Мурманском берегу удобного для стоянки судов коммерческого порта, который вместе с тем служил бы и административным центром».
Граф справедливо полагал, что если построят город и коммерческий порт – то уж там завсегда найдётся место и боевому кораблю. 8 апреля 1896 года было принято решение о строительстве коммерческого порта и уездного города на берегу Екатерининской гавани. Новому городу присвоили имя Александровск-на-Мурмане. Город был полностью построен за короткие 3 года!
А уже в советские времена Александровск-на-Мурмане стал селом Александровское, потом селом Полярное, а с 19 сентября 1939 года ему вернули городской статус и стал он городом Полярный!
Планы графа Витте всё-таки реализовались – к причалам в Екатерининской гавани пришвартовались боевые корабли и подводные лодки! Полярный стал Главной базой сначала Северной военной флотилии, а потом – с 11 мая 1937 года и Северного флота.
Нелегко представить себе, с какими трудностями пришлось бы столкнуться Советскому Союзу в годы Великой Отечественной войны, если бы на Севере не было бы нашего флота и не были бы построены в своё время порты Александровск-на-Мурмане (Полярный) и Романов-на-Мурмане (Мурманск)!
Через Мурманск и Архангельск шли поставки стратегических материалов, грузов, военной техники по ленд-лизу. А наши боевые корабли, подводные лодки и морская авиация сопровождали конвои, принимая их на рубеже мыс Нордкап – остров Медвежий (восточнее 18 градуса восточной долготы). Да только Архангельск зимой был малодоступен – Белое море покрывалось толстым льдом, и навигация существенно осложнялась и требовала ледокольной проводки.
По тревоге срывались и убегали от причалов Екатерининки наши эсминцы, сторожевики, тральщики, ныряли под воду сразу же после выхода из гавани наши знаменитые подводные лодки, в губах и заливах неподалёку от Полярного базировались торпедные катера, берега были покрыты сетью постов наблюдения и связи. Вклад Полярного в нашу Победу трудно переоценить!
А потом были мирные годы, флот рос и развивался, и столицей стал Североморск (бывший посёлок Ваенга).
В восьмидесятых годах ХХ-го века Полярный вновь стал столицей, только маленькой – в городе был образован штаб Кольской флотилии Разнородных сил Северного флота. Из этого штаба тянулись нити управления десятками разбросанных по берегам и островам Кольского полуострова соединений и войсковых частей флотилии. Здесь же находились и все управления, отделы и службы.
В том числе и Отдел кадров Кольской флотилии, находившийся в так называемом циркульном доме – громадном, полукруглом, стоявшем на скалистом берегу, возвышаясь над Екатерининской гаванью.
* * *
В сентябре 1984 года у циркульного дома царило оживление – мало того, что заканчивался летний период отпусков (ведь каждый северянин мечтает съездить в отпуск на Юга именно летом), так ещё и понаехали в Полярный со всех концов нашей страны молодые зелёные лейтенанты.
Кое-кто приехал заранее и успел разместиться в гостиницах, у друзей и знакомых, и поэтому толпился в компании таких же летёх налегке, а кто-то сидел на своих чемоданах или стоял около них – видно было, что прямо с автобуса из Мурманска.
Быстро находились знакомые по практикам, по стажировке, завязывались беседы, иногда раздавались смешки, но видно было, что хорохорятся молодые лейтенанты – атмосфера была наэлектризованной и волнующей. Ведь буквально сейчас решалась их судьба – кто куда пойдёт служить, а это ох, как важно, для офицера!
Местами среди чёрной офицерской формы мелькало ярким пятном легкое женское пальто или куртка — некоторые товарищи офицеры пришли к отделу кадров со своими молодыми жёнами.
Лейтенант Александр Борисович Матушкин как раз-таки и был одним из тех, кто пришёл к циркульному дому с женой. Лариса заметно нервничала, но Саня уже привык полагаться на мнение Ляли в жизненных вопросах. «Пусть сама выбирает,» — думал Саня, — «по крайней мере, можно будет всегда сказать – сама, мол, место службы выбрала!» И мысль эта Саню как-то успокаивала.
Если не лукавить и быть до конца честным, выбор-то у Матушкина был, точнее, должен был быть. Всё дело в том, что учился Саня в ЧМУПСе в одном классе пять лет с Петей Новосёнковым, часто бывал у него дома и родители Пети к нему очень хорошо относились.
Чуть меньше двух лет назад Петиного папу перевели из Севастополя прямо в Полярный, и не абы кем, а вот именно Начальником отдела кадров той самой Кольской флотилии, и через несколько минут Сане предстояло предстать пред светлы очи капитана 1 ранга Новосёнкова.
Петя, ясное дело, за свою судьбинушку особенно не переживал. Между прочим, в те времена кадровики личные дела офицеров вычитывали тщательно и старались отправлять офицеров в те места, которые они, по мнению кадровиков, заслуживали. Понятное дело, что был и блатной народ, при виде фамилии которых кадровикам становилось плохо. Во всю работало телефонное право. Оно и понятно – а какой родитель не хочет для своего чада выхлопотать местечко потеплее?
Но по большей части было так – хорошо учился, хорошие у тебя аттестации и характеристики – иди служить на хорошую должность, бездельник и раздолбай – а пожалте в самую далёкую и страшную северную тьмутаракань. Но ничего, везде люди служили. Кто служил на износ – тех всё равно замечали, даже в самой глуши можно было быстро скакнуть по служебной лестнице.
Саня и Петя стояли рядом с Лялей, которая внутренне вся дрожала, но виду не показывала. Петя, у которого, как я писал уже ранее, всё было хорошо, старался Саню и Лялю поддержать, и всячески шутил, и ёрничал. Ну вот дошла очередь и до Сани.
Ляля осмотрела, на всякий случай, мужа с головы до ног, и сопроводила его в кабинет словами: «Да иди уже, наконец!» Петя проводил до самого кабинета. На Петькин крик: «Ни пуха, ни пера!» Саня послал его к чёрту уже в тот момент, когда открывал дверь в кабинет Начальника отдела кадров капитана 1 ранга Новосёнкова. Удивлённый Начальник вопросительно приподнял бровь, а Санька испуганно доложился:
— Тащ капитан 1 ранга, а это я не Вам, это я… э… э… Товарищ капитан 1 ранга, лейтенант Матушкин, прибыл для прохождения дальнейшей службы!
Новосёнков дружелюбно хохотнул, вышел из-за стола, пожал Саньке руку и похлопал по плечу:
— Молодец, молодец, вот уже и офицером стал, молодец! С женой приехал?
— Так точно, внизу ждёт!
— Ну, это правильно, что с женой! Надо всегда быть рядом с женой, жёны вас, разгильдяев, будут в узде держать. Стимул служить будет, чтобы хоть иногда на берег отпускали – жену проведать.
Новосёнков опять хохотнул и спросил:
— Ну, куда служить хочешь пойти?
Саня, для которого все познания о Севере ограничивались Североморском, долго не раздумывал:
— В Североморск, на 10-ую бригаду противолодочных кораблей!
— Ну, ты, брат, совсем обалдел! Чего захотел! Там всего одно место было, комбатом на 1155-ый проект, там командир уже давно меня просил к нему Петю определить. Так что давай, думай, куда ещё…
Хрустальная мечта рухнула, с грохотом разбилась вдребезги и теперь только иногда посверкивала по углам кабинета бриллиантовыми вспышками… Другие места дислокации кораблей и частей флотилии не то, чтобы были для Сани тёмным лесом, а были они для Сани тёмным лесом в полярную ночь во время пурги. Унылое молчание разрядил капитан 1 ранга:
— А может, в губу Долгая Западная, в Гранитный пойдёшь? Соединение там легендарное, с прекрасной боевой историей!
Саня вдруг вспомнил, что на улице его ждёт Ляля, набрался наглости и выпалил:
— Разрешите посоветоваться с женой?
— Давай, только пулей, видишь – сколько там вас, лейтенантов – до Москвы раком не переставить!
Саня не пулей, но бегом вылетел из дверей циркульного и подбежал к Ляле и яростно зашептал:
— Предлагают в губу Долгая Западная ехать, в Гранитный! Ну, как?
Ляля мгновенно вспомнила, что в беседах с подругами никакой Гранитный не фигурировал, что могло означать две реальности – либо это так себе место, ничего плохого и ничего хорошего, либо это такая дыра, о которой все забыли. Поэтому она скомандовала:
— Попробуй попросить другое место!
Стоящий рядом Петя в подтверждение Лялиного выбора усиленно закивал головой, как будто кто-то невидимый быстро-быстро надавал ему подзатыльников.
Саня побежал обратно, придерживая на голове новенькую, шитую на заказ в Севастополе фуражку, околыш которой ещё не привык ко всем неровностям его головы, а посему часто спадавшую при порыве ветра или на бегу. Лейтенантская очередь отслеживала Санькины метания с лёгкой степенью изумления.
Влетев обратно в кабинет, Саня выдал:
— Тащ, а может быть есть ещё что-нибудь другое? Хочу служить на больших кораблях, хочу масштабное поле деятельности, чтобы людей побольше!
Говоря про большие корабли, Матушкин имел в виду, что большие корабли должны быть где-то не очень далеко от Североморска – иначе как большие проверяющие из штаба флота будут добираться до них для проведения различных проверок и выворачивания кораблей наизнанку?
Логика в этом действительно была, и Новосёнков пододвинул к себе пачку бумаг, поднял одну, вторую, третью, а потом сказал:
— А вот есть место командиром артиллерийской батареи на сторожевой корабль «Ленинградский комсомолец» в 130-ю бригаду, в Ара-губу, в Видяево, как тебе?
Ара-губа вызвала в Сане ассоциативно положительные эмоции, так как его лепшего кореша по училищу, с которым он был «не разлей вода», Аркашу Гарамова, все иначе, чем Ара, не называли. С другой стороны, предлагалась должность артиллериста, а всё знакомство с артиллерией у Саньки (ракетчика по образованию) было связано только с одним случаем – когда капитан 1 ранга Филатов в ЧМУПСе выдрал его за сон за макетом артустановки во время лекции по артиллерийскому вооружению кораблей на кафедре боевых средств флота.
Глубоко вздохнув, Саня вторично набрался наглости и выпалил повторно:
— Разрешите посоветоваться с женой?
Начальник в голос, до слёз, расхохотался и махнул рукой, иди, мол, советуйся!
Матушкин снова вылетел в коридор и помчался вдоль строя лейтенантов, значительно повышая их степень изумления своими забегами от кабинета начальника до улицы.
Петя и Ляля, увидев выбегающего Саньку, кинулись к нему:
— Ну? – в один голос прокричали оба.
— Ара-губа, Видяево, на скр «Ленинградский комсомолец», большой корабль и город-то большой, цивилизация! – шипел на них Саня.
Ляля уже слышала от мужа, что стажировку он проходил на сторожевом корабле и был этим очень доволен, поэтому утвердительно кивнула головой:
— Ну, Видяево, так Видяево! Соглашайся!
Петя опять усиленно закивал головой, подтверждаю мудрость Ларисиного решения.
Матушкин с дробным топотом помчался к кабинету.
— Тащ капитан 1 ранга, я согласен! Раз уж в Североморске мест нет, то хотя бы на большом корабле служить буду!
— Вот и славно, через 10 минут получишь предписание и двигай в свою Ара-губу! До свидания!
— До свидания, товарищ капитан 1 ранга! – довольно проорал Саня, чётко повернулся кругом через левое плечо и вышел из кабинета Начальника отдела кадров в неизвестность.
* * *
Лейтенант Матушкин с чемоданом и портфелем, с кортиком под тужуркой стоял на тротуаре посёлка Видяево. Время было утреннее, погода соответствовала месту и времени, и Саня ощущал лёгкую досаду от того, что не согласился с Лялей и не надел плащ. «Какой там плащ, я иду представляться Командиру корабля, а это надо делать в парадной форме и непременно с кортиком, а к плащу кортик не носится!» — орал Саня, посвящая Лялю в правила ношения военной формы одежды.
И вот теперь пронизывающий ветер беспардонно залезал под тужурку, под рубашку и под кожу, пробирая свежестью до самых костей.
Куда идти Саня, конечно же, разузнал – сначала идёшь все прямо и прямо, потом повернёшь налево, там всё по-над берегом, потом ещё раз налево и опять всё прямо и прямо — рукой подать, километров 8 всего, а там увидишь уже и корабли, ну и свой «Ленком» тоже.
Схватив левой рукой чемодан, а правой – портфель, Матушкин двинул навстречу судьбе. Город был пуст, машин почти не было, даже люди встречались редко.
«Край непуганых идиотов!» — некстати вспомнил услышанную где-то поговорку Санька.
Идти было не то, чтобы тяжело, но очень неудобно. Саня имел первый разряд по футболу, а в ЧМУПСе беговая подготовка была на невероятной высоте. Каждое утро – 3, 5 километра в любую погоду. Но чемодан и портфель были в разных весовых категориях, неравномерно нагружали стройную Санину фигуру, чемодан постоянно бил по кортику, а кортик, соответственно, неприятно бил по ноге. Уже скрылись за поворотом дома Видяево, вокруг никого!
Внезапно Саня услышал шум мотора едущей где-то далеко машины. Он остановился, поставил чемодан на гранитный валун, выпирающий из обочины. Достал пачку «Родопи», вытащил сигарету, с удовольствием размял её пальцами и блаженно закурил. Шум мотора, между тем, приближался. «Волга», вдруг узнал Саня знакомый шум и обеспокоился.
«Волга» — это, скорее всего, начальство. А от начальства, как известно, надо, на всякий случай, держаться подальше! Матушкин осмотрел окрестности, но места, куда можно было бы успеть спрятаться, не нашёл. И вот уже черная, сияющая и намытая машина появилась из-за поворота.
«А чего я, собственно, волнуюсь? Чай не курсант уже, а офицер!» — подумал Саня, но сигарету всё же выбросил. «Волга» же стала замедлять ход и остановилась прямо рядом с ним. Стекло правой двери опустилось – на Саньку смотрел седой и представительный старший мичман, приветливо улыбаясь при этом.
— Здравия желаю, товарищ лейтенант! Куда идёте?
— Здравия желаю, товарищ старший мичман! В Ара-губу, в 130 бригаду, на сторожевой корабль «Ленинградский комсомолец».
— Прекрасно, нам по пути, давайте мы Вас подвезём.
Сидевший за рулём старшина 1-ой статьи и сам старший мичман вышли из машины, водитель открыл безукоризненно чистый багажник, а старший мичман, не обращая внимания на робкие попытки сопротивления со стороны обалдевшего лейтенанта, подхватил чемодан и ловко уложил его в багажник, забрал из рук Саньки портфель, пристроил его рядом с чемоданом, а затем открыл заднюю дверь машины и пригласил офицера присаживаться.
Саня сел в машину и почувствовал какую-то иррациональность происходящего. Машина плавненько, с проворотом колёс и пулемётными очередями гранитного щебня из-под них же, двинулась куда-то вперёд.
— Курите, товарищ лейтенант! – предложил старший мичман, — я видел, что Вы сигарету не докурили.
Саня, весь в изумлении и непонятках, закурил, опустил немного заднее стекло и стал вежливо выпускать дым в образовавшуюся щелочку.
* * *
Сигнально-наблюдательная вахта на кораблях 2-ой дивизии противолодочных кораблей, в которую входила и 130-я бригада, традиционно была организована отлично. Поэтому сигнальщики своевременно обнаружили мелькавшую на дороге чёрную «Волгу» и доложили по команде. Своевременно оповещённые командиры кораблей бригады, вместе со своими заместителями по политчасти, прибежали к сходням своих кораблей, придирчиво по пути осматривая верхнюю палубу – всё ли на корабле в должном флотском порядке?
На каждом корабле у сходни стояли:
— Командир корабля;
— замполит;
— дежурный по кораблю;
— командир вахтенного поста на юте;
— вахтенный у трапа.
Вся эта компания людей стояла на всякий случай – а вдруг неведомый начальник приедет целенаправленно на ваш корабль, а Командир не готов? История хранит немало случаев, когда внезапно появившийся начальник, которого не встретили подобающим его должности и званию ритуалом, впадал в бешенство в буквальном смысле слова, перекусывал пополам всех встречных командиров и начальников ниже его рангом, и текла потом кровь по палубе, ватервейсам, стекала в шпигаты и расходилась от борта красными кругами…
Снимали, короче говоря, командиров кораблей и частей с должностей с мотивировкой «за потерю бдительности и низкую боеготовность»! Считалось, что если в спокойное и мирное время на корабле дежурно-вахтенная служба не может заметить ни от кого не скрывающегося начальника, то в военное время подлый враг возьмёт корабль просто голыми руками! Прямо тёпленькими возьмёт, лежащими в койках. Поэтому все – бдили по самое не могу!
Сигнальщики натирали мозоли на веках окулярами биноклей, высматривая на петляющей между сопок дороге машину потенциального проверяльщика, комбрига или начальника штаба, или просто своего командира, возвращавшегося на корабль из дома. Командир своим родным матросам, старшинам, мичманам и офицерам мог сделать очень больно сразу всем и много раз!
Начальники крупного разлива делали больно в основном командиру, старпому, иногда замполиту, по принципу: «Орёл муху не … клюёт, танк блоху не давит!» А командир-то – тот да, мог разом уестествить весь экипаж, начиная от старпома и заканчивая вечно сонным писарем простого делопроизводства (вечно сонным – это потому, что никто не знал, когда он вообще спит!)!
Когда на «Ленинградском комсомольце» своевременно заметили двигающуюся к причалам чёрную «Волгу», командир отделения сигнальщиков старшина 2 статьи Приходько развернул на ходовом мостике корабля здоровенный визир ВПБ-452, напоминающий перископ подводной лодки, с прекрасной мощной оптикой (по сравнению со старыми и побитыми биноклями).
На одном из поворотов Приходько ясно увидел номер автомашины «20-10СФ», о чём немедленно доложил в рубку дежурного, а оттуда уже доложили стоящему у сходни командиру – капитану 3 ранга Виктору Николаевичу Кислицыну. Тот ухватил себя кистью правой руки за подбородок и нижнюю челюсть, сморщился, как будто у него разом заболели все тридцать два зуба, включая пять отсутствующих по уважительной причине (два были потеряны в детстве ввиду занятия боксом, причём не только на ринге и в секции, а к удалению трёх приложили уже лапы флотские эскулапы-стоматологи).
Кислицын повернулся к своему замполиту капитан-лейтенанту Моцару и с ненавистью (как будто Моцар был персонально виноват в приезде начальства) процедил сквозь зубы:
— Командующий… слава Богу, не наш, не Касатонов! А этому-то, герою-подводнику, что от нас нужно?
— Может, не на наш причал, а к другим? – с надеждой проговорил Моцар.
— На наш, не на наш… развёл замполит, здесь ромашку! Всё равно – драть будут всех.
И вот страшная чёрная-пречёрная «Волга» миновала КПП с застывшими в строю по стойке «смирно» матросами во главе с мичманом, отдающим честь правой рукой с повязкой «рцы» на рукаве. Повязка «рцы» — это нарукавная повязка сине-бело-синего цвета, её носят все несущие дежурство на корабле или на берегу.
«Волга», не задерживаясь, преодолела несколько десятков метров и направилась прямо к аппарели того плавпричала, к которому был пришвартован «Ленком». Не доезжая пару метром до аппарели, машина остановилась, открылась передняя пассажирская дверь и появился старший мичман, который сразу же открыл заднюю дверь.
— Принесло счастье на нашу голову… За что…?
Придав своему лицу строго уставное выражение, Кислицын продолжал наблюдать за машиной. Из машины появился человек в парадной форме и обладающий острым зрением Виктор Николаевич с каким-то ошеломлением рассмотрел на погонах офицера две маленькие лейтенантские звёздочки, а на рукавах тужурки, само собой, одну среднюю и одну узкую лейтенантские же полоски. Лейтенант, едрить тя налево, вдоль и поперёк!
* * *
В приятном тепле и комфорте на заднем сидении машины Санька, несмотря на явную нереальность происходящего, сумел осмотреться и увидел явно несоответствующую уровню машины японскую дорогущую магнитолу, а также абонентский комплект радиосвязи вместо бардачка перед передним пассажирским местом.
Такие комплекты Саня до этого видел только в фильмах про разведчиков, таких как «ТАСС уполномочен заявить», только что показанный по Центральному телевидению, или про милицию – «Петровка, 38». В реальной жизни, как говорится, живьём такие штуки он никогда не видел.
«Куда я попал?» — думал окончательно выбитый «из колеи» офицер, — «Куда я попал?»
При этом он продолжал вести светскую беседу с седым старшим мичманом, отвечал на его расспросы – да, только закончил, да, из Севастополя, фуражка тоже севастопольская, да, женат, да, привёз, ждет у друзей в Видяево…
Заранее поднятый шлагбаум на КПП и стоящие «во фрунт!» дежурный мичман с матросами повергли Саньку в состояние, близкое к обморочному.
«Куда всё-таки, чёрт побери, я попал?» — в очередной раз пронеслось в голове.
И вот уже старший мичман услужливо-благожелательно вытащил из открытого водителем багажника чемодан и портфель и поставил рядом с Саней.
— Желаю Вам, товарищ лейтенант, успешной службы! Всего хорошего! – мичман долго тряс Санькину руку. Саня сбивчиво благодарил, в голове даже промелькнула совершенно дурацкая мысль типа «Сколько я Вам должен?», но мысль эта была с позором и вовремя изгнана. Глядя в добрые лучистые глаза старшего мичмана, Санька бормотал какие-то ненужные слова и тряс руку в ответ.
Наконец рукотрясение закончилось, старший мичман отступил на шаг назад, к передней двери машины, сказал «Бывайте!» и отдал честь офицеру. Санька тоже приложил руку к козырьку фуражки и долго смотрел вслед отъезжающей машине. После чего поднял чемодан и портфель и направился к сходне «Ленинградского комсомольца».
Спускаясь по аппарели причала, Санька, ещё не отошедший от потрясения с машиной и добрым старшим мичманом, увидел выстроенную на обоих кораблях дежурно-вахтенную службу, а также офицеров, в которых явно угадывались командиры и замполиты.
«Ждут, что ли, кого-то?» — подумалось Саньке и стало ему внезапно очень тревожно на душе, аж заячьей лапкой застучало в груди сердце! Но отступать было некуда – и Саня бодро зашагал к сходне, поставил в двух шагах от неё чемодан с портфелем, поправил фуражку и решительно зашагал в будущую корабельную жизнь.
* * *
После того, как Виктор Николаевич обнаружил, что в машине был не Командующий 3-ей флотилией вице-адмирал Матушкин, а всего лишь какой-то непонятный лейтенант, напряжение отпустило. Зубы тоже прошли.
— Ну что, зам, — проговорил Кислицын, не отрывая взгляда от топающего по причалу бодрым шагом лейтенанта с портфелем и чемоданом, — интересно, к кому всё же идёт это лейтенантское недоразумение, разъезжающее на «Волге» Командующего? К нам или на «Задорный»?
— Лучше бы не к нам! – на всякий случай высказался Моцар, так же не отрывая взгляда от лейтенанта.
Когда же траектория бодрого топанья по причалу стала иметь явную тенденцию в сторону сходни «Ленкома», Моцар с Кислициным тоскливо переглянулись – вот только блатных нам на корабле не доставало!
А лейтенант поставил своё носимое имущество около ограждения причала и решительно вступил на сходню, подняв правую руку к козырьку фуражки, отдавая честь флагу.
Все стоящие на палубе одновременно в ответ подняли руки к головному убору.
Лейтенант вступил на белый пушистый матик, постеленный около сходни уже на палубе корабля, и громким командным голосом проорал, обращаясь к старшему из присутствующих — капитану 3 ранга:
— Товарищ капитан 3 ранга! Лейтенант Матушкин прибыл для прохождения дальнейшей службы!
Над «Ленкомом», «Задорным», где с интересом и уже с каким-то весельем наблюдали за происходящим и, конечно же, всё слышали, над всей Ара-губой повисла тягостная пауза, почище всяких МХАТовских пауз. Куда уж там Станиславскому, вместе с его дружками Данченками всякими и Немировичами, не к ночи будучи упомянутыми! Мы хоть и служивые, но в тиянтрах всяких разбираемся! А пауза над Ара-губой была на «пятёрку», то, что надо, была пауза! Я бы даже сказал – паузищща! Даже пролетающий мимо баклан заткнул свою мерзкую глотку и в полной тишине сбросил свою бомбу из гуано на стоящих внизу военморов.
* * *
Гуановая бомба, а проще сказать – бакланье дерьмо, шлепнулось на надраенную палубу юта с грохотом, подобным взрыву имитационного взрывпакета. По крайней мере, всем так показалось! Все повернули голову в направлении места падения дерьмовой бомбы.
Саня стоял на матике и продолжал отдавать честь правой рукой. «Что происходит? Почему у них у всех такие недоумённо-удивлённые лица? А у этого капитан-лейтенанта даже челюсть отвисла…» — констатировал Санька. Одновременно он увидел, как лицо каптри стало быстро краснеть.
— Вольно, — процедил каптри, опустив руку и положив конец театральному шедевру.
Санька с облегчением опустил руку тоже. С «Задорного» донёсся дружный ржач всех присутствовавших теперь уже зрителей.
— Здравствуйте, товарищ лейтенант, — опять процедил каптри, — слушайте меня и не перебивайте. Первое. Я вам не какой-нибудь капитан третьего ранга, а Командир сторожевого корабля «Ленинградский комсомолец» капитан 3 ранга Виктор Николаевич Кислицын. На первый раз – прощаю, Вы меня могли и не знать. Второе, — тут Кислицын посмотрел прямо в глаза Саньке и в упор спросил, — товарищ лейтенант, Ваш отец — Матушкин?
Санька, введённый в ступор неожиданностью вопроса, за пять лет службы в училище твёрдо усвоил, что военнослужащему для общения с командиром дарованы только три словосочетания – «Так точно!», «Никак нет!» и «Больше не повторится!». Впадать в грехопадение отказа от родного отца он тоже не собирался, поэтому четко ответил:
— Так точно, мой!
У Кислицына и Моцара, уже у обоих, опять одновременно заболели все зубы.
— Дежурный! – поворачиваясь, бросил Командир, — лейтенанта проводить в каюту комбатов, а ко мне вызвать Вишнякова.
Сопровождаемый Моцаром, Командир ловко взбежал по трапу на шкафут и оба начальника «Ленкома» пошли в носовую надстройку корабля к своим каютам.
Дежурный по кораблю, отправив на причал за чемоданом и портфелем рассыльного, пожал Саньке руку, ещё раз с удивлением и любопытством осмотрел его, как какую-то диковину, и увлёк за собой в тамбур, во внутрь корабля, к рубке дежурного.
Кислицын с Моцаром сидели в каюте, командир – за своим командирским столом в кресле, а замполит – на диванчике за маленьким столиком напротив.
— М-да, — сказал командир, привычно нажимая кнопку вызова вестового.
— М-да, — поддакнул командиру Моцар.
Появившийся вестовой бесшумно постелил на столы по крахмальной белоснежной льняной салфетке и поставил на них стаканы с крепким коричневым чаем в красивых подстаканниках.
Появившийся в проёме двери командирской каюты старший лейтенант деликатно постучал костяшками согнутых пальцев по косяку и двери:
— Разрешите войти, товарищ командир? – и после кивка командира перешагнул комингс каюты и чётко доложил – Товарищ командир, командир БЧ-1 старший лейтенант Вишняков по Вашему приказанию прибыл!
— Тут, Павел Георгиевич, такое дело. Лейтенант к нам прибыл служить, по фамилии Матушкин. Так вот как его личное дело из кадров пришлют – немедленно ко мне, ясно? – повысил голос Кислицын.
Пал Георгиевич, являвшийся на корабле нештатным кадровиком, а значит отвечавшим за ведение всех личных дел офицеров, ответил «Так точно, разрешите идти?», дождался очередного кивка командира и вышел.
* * *
Так Саня начал служить на «Ленкоме». При Кислицыне так называть корабль было категорически запрещено! – только полным наименованием – «Ленинградский комсомолец»!
Служил он отлично, офицером он был ответственным, а человеком – весёлым и компанейским (каким, впрочем, он остаётся и сейчас)! Настороженные взгляды быстро сошли на нет и сменились дружескими.
Через некоторое время секретчик бригады принёс на корабль опечатанный большой пластилиновой печатью секретный портфель, где в секретно-секретном пакете находился один экземпляр секретного «Личного дела офицера» лейтенанта Матушкина Александра Борисовича.
Кислицын и Моцар, вместе с примкнувшим к ним Вишняковым с лупой изучали каждую страничку личного дела, штудировали все родственные связи. Ну, понятное дело, отцовство знаменитого вице-адмирала было решительно отвергнуто, так как был (и остаётся!) наш Санька Борисовичем, а не Львовичем, как это было бы в случае с адмиралом.
Но какая-то же тайна в этом была – иначе как объяснить прибытие лейтенанта на службу на персональной «Волге» члена Военного совета Северного флота, Командующего 3-ей флотилией стратегических ракетоносцев, Героя Советского Союза вице-адмирала Льва Алексеевича Матушкина, да ещё в сопровождении его личного адъютанта в звании старший мичман? Была, была в этом военная тайна, думали причастные к этому лица.
Со временем всё успокоилось – Санька уверенно завоевал авторитет у подчинённых, у офицеров и мичманов и даже попал в число наиболее уважаемых Командиром офицеров (наравне с Пал Георгиевичем). Ну, не блатует офицер – и ладно, знать, человек порядочный.
Санька, конечно, через некоторое время понял, чем вызвано такое пристальное внимание к его персоне, и даже этим слегка пользовался. Придёт на корабль, к примеру, какой-нибудь саблезубый проверяльщик из штаба флота кровушки офицерской испить, начнёт дербанить подразделение лейтенанта (а потом и старшего лейтенанта, капитан-лейтенанта и т. д.), увидит в документах фамилию Матушкин, да спросит: «Позвольте-позвольте, а Вы случайно вице-адмиралу Матушкину родственником не приходитесь?»
А Санька, с приличествующим обстановке и вопросу гневным лицом, ответствует: «А какая Вам разница? Вы же меня пришли проверять, а не адмирала Матушкина! Какая Вам разница?» И смотря в горящие гневом честные и возмущённые Санькины глаза, некоторые дерьмокопатели опасались копать рьяно и целенаправленно – а чем чёрт не шутит, может и родственник?
Хотя, если положить руку на сердце, драть офицера Матушкина по сути было не за что! А уж если бы надо было накопать – то никакая фамилия не помогла бы!
Черная «Волга» и добрый старший мичман канули в лету. Прошло с тех пор уже более 37 лет. Честно и добросовестно прошёл Саня по всем ступенькам служебной лестницы, походил по морям и океанам на боевые службы, и привела его путеводная звезда на ходовой мостик сторожевого корабля «Жаркий». Стал Саня настоящим Командиром корабля!
Недавно несколько командиров кораблей, чья судьба пересекалась с Виктором Николаевичем Кислицыным, и ещё несколько офицеров приехали в пригород Санкт-Петербурга, в Углово, на Угловское муниципальное кладбище, где стал на вечный якорь командир сторожевого корабля «Ленинградский комсомолец» капитан 2 ранга Виктор Николаевич Кислицын. Кроме цветов – красных гвоздик – мы более с собой ничего не принесли.
Погода была какая-то северная – то дождь, то ветер с дождём, то яркое солнце. Мы стояли, вспоминали службу, вспоминали Виктора Николаевича, о чём-то грустили, чему-то смеялись. Никакого спиртного не было. Часа полтора мы стояли у его могилы, а потом обнялись друг с другом и разъехались. И я думаю, что Виктор Николаевич был рад такому нашему посещению.
На этом, с вашего соизволенья, я и поставлю точку в рассказе о Севере, о молодом лейтенанте и о чёрной «Волге».
Никита Трофимов,
октябрь 2021 года.
Деревня Телези